Некоторое время назад у меня завязалась содержательная и интересная переписка с человеком, которого я знаю только по имени (Вадим) и о котором знаю только то, что часть его богатого жизненного опыта так или иначе связана с чаем.
«Переписка» — это, пожалуй, даже не совсем правильное слово для обозначения нашего общения. Я получаю большие и интересные рассказы — а отвечаю односложными письмами и чувствую себя немного виноватым. Тем не менее, один из этих рассказов я уже давно берегу «на сладкое» — и сегодня это «сладкое» наступило, с небольшими сокращениями я публикую чайные вспоминания Вадима.
Я с очень большой теплотой отношусь к чайным воспоминанием из той прошлой жизни, которая была еще в СССР, к которой можно относиться совершенно по-разному, но которая была нашей жизнью, нашим прошлым — продуктом которого мы, как ни крути, являемся.
Так вот, у всех старых чайных воспоминаний и переживаний есть одна характерная черта — они очень глубоки. Причем их глубина часто связана с чаями достаточно простыми — лишь выходящими за рамки общего чайного предложения, часто весьма и весьма постыдного для страны с такими чайными традициями, которыми обладает Россия. Сейчас, наверно, можно иронизировать по поводу вящей радости нас самих и наших родителей, раздобывших пачку хорошего по тогдашним меркам чая — но эта радость действительна была, я ее отлично помню.
И дегустация хорошего чая часто была событием столь ярким, что запоминалась людям всерьез и надолго, вплетаясь в другие события человеческой жизни и другие, не менее яркие переживания. И сейчас, когда на этих чайных воспоминаниях уже лежит невесомая почти паутинка ностальгии, читать их особенно приятно...
ЧАЙНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Среди краснодарских чаёв, конечно, попадались такие, что удивляли, зачем их везли в такую даль — подобной растительности можно было набрать прямо где-нибудь у себя во дворе. А вообще мы продолжали их покупать, чтобы снова наткнуться на иногда попадавшийся краснодарский чай в обычных 50-граммовых пачках, дающий крепкий красноватый настой, с явным земляничным запахом, оставляющий такое же послевкусие. Каким образом он попадал в обычную розницу в столице — непонятно, но такое бывало. Однажды добытый краснодарский в жести — тоже разочаровал.
Друзья вот рассказывали, как к ним в 86-87 году «на фирму» (во ВНИИПОБИХС) приехал человек из Грузии и привёз грузинский «чай в фольге» из Института Субтропических Культур — и чего-то ещё (не помню полного названия института, может, абхазского, на самом деле?). Чай был завёрнут в бумажно-фольговые пачки без картинок и наклеек. Друзья отнеслись скептически к перспективе получить обещанное приезжим наслаждение от этого чая. В то время грузинский чай уже перестал попадаться в хоть сколько-то сносном виде.
(Главный грузинский специалист тех времён в телеинтервью объяснил, почему так: Урожай чая всё время требовали увеличивать, а у чайных кустов пригодные листики находятся только сверху и вовсе не ускоряют свой рост в такт решениям плановых органов, которые хотят уже в 6 раз больше чая, чем при закладке всё той же неизменной плантации. Новых кустов давно не сажали, эти уже старые. К тому же кустам надо «отдыхать» для восстановления своей биологии (чтобы на них всё правильным образом отрастало), а их, наоборот, остригают всё сильнее — до грубых веток. В то время действительно, то, что когда-то шло на переработку в кофеин, запустили на упаковку. Из веток методом прокатки получали что-то вроде листьев, которые пытались пропитывать настоем из чайной пыли. Появилось ещё что-то гранулированное, вовсе не за счёт скручивания листьев, не дающее почти настоя. Аналогичная табачная профанация называлась «восстановленные табаки». Называлось ли лжечайное безобразие аналогично — точно не знаю. Народ шутил по этому поводу на темы других «восстановленных» продуктов и материалов, употребляемых в быту).
Даритель тогда обиделся на недоверие. Но друзья убедились, что ни до этого, ни после не встречали столь хорошего чая. Меня угощали — невероятно крепкий настой, необычно мощное бодрящее действие (некоторым присутствующим на сердце резко подействовало. А ведь большое количество алкалоидов обычно свойственно «неблагородным» сортам чая, кофе и какао) и сильный аромат, похожий на лучшие цейлонские чаи, но другой. Потому я порадовался, увидев у Вас на сайте рекламу кавказских чаёв, подумав, что они где-то есть такие, не пропали, как уничтоженные Горбачёвым и фальшивым «рынком» виноградники.
Как-то на «шабашке» в 1980 году в Туре, столице Эвенкии, довелось мне купить и отведать вьетнамского чаю. Он был великолепен — крепкий и ароматный настой. Судя по надписям на синей 50-граммовой упаковке, его возили взад-вперёд по всей нашей стране и, наконец, завезли в эту даль, с деревянными тротуарами-коробами поверх теплотрассы, где солнце светит летом почти круглые сутки, а людей в 3 часа ночи на улице не меньше, чем днём и даже молока можно в это время купить (уж не знаю, от каких оленей или коров).
Потом вьетнамский чай, что покупался в столице, уже в эпоху карточек на табак, водку и сахар, своим качеством разочаровывал. Индонезийский, в сине-фиолетовых пачках, из металлизированной плёнки, тоже был поначалу очень хорош, вроде вьетнамского, но не на что было покупать. Потом он стал тоже безобразным — мусор какой-то просто.
Спасибо, Вадим.
ИНФОРМАЦИОННЫЙ БУМ
Вы знаете, иногда писать о чае мне надоедает до такой степени, что хочется сотворить какую-либо хулиганскую выходку. И написать, например, серию статей, чай разоблачающих. Придумать, например, что чай превращает людей в зануд и гордецов (вспомнить графа Толстого), что вся динамика современно западной цивилизации с чаем никак не соотносится и вся чайная духовность — это сплошной выпендреж, что винная культура гораздо честнее и демократичнее чайной — и так далее, и тому подобное.
Когда на меня накатывает такое настроение, сдерживаю я себя с большим трудом, отписываясь всякими спорными текстами.
Так, например, сегодняшнюю свою колонку на «Информационном Буме» я посвятил крысам.