Утро дня второго я помню плохо. Звучит это «помню плохо», конечно, не совсем органично почти чисто чайному мероприятию, но, тем не менее, дело обстоит именно так. В чайной хронологии нашего мероприятия указано, что тем романтическим утором мы пили Darjeeling Sepoydhoorah, варили на сливках Гун Тин Пуэр и запивали его Дянь Хун Мао Фэном — и я тоже, наверное, принимал во всем этом непосредственное участие. Но не помню.
Полагаю, что такая забывчивость объясняется насыщенной дальнейшей программой второго дня нашего чайного путешествия.
Основными пунктами нашего субботнего путешествия должны были стать посещения музея Мюнхгаузена и керамической мастерской. Само существование в тех краях музея товарища барона для меня лично оказалось новостью. Достаточно быстро, впрочем, выяснилось, что недалеко от Риги жила жена барона и, по уму говоря, на месте ее бывшего жительства должен бы был находиться именно ее музей. Но кому интересна жена Мюнхгаузена, тем более изрядно опозоренная отечественным кинематографом? Поэтому на месте постоянного проживания жены барона создали музей самого барона. Что, безусловно, очень красиво, логично и может стать настоящей находкой для туристической индустрии, позволяя увеличить сборы с имен знаменитых людей в разы.
Впрочем, ирония-иронией, а музей мне понравился. Начнем с того, что мы посетили его несколько необычным образом. Дело в том, что музей этот состоит из нескольких очень симпатичных построек (в которых, собственно, и размещена основная экспозиция) и Тропы Мюнхгаузена из осиновых досок, которая ведет от этих построек к морю через лес. Тропа эта является самой длинной деревянной тропой в Европе, путешествие по ней сопровождается рассматриванием скульптурных композиций, иллюстрирующих знаменательные и хорошо известные события из жизни барона. Так вот, за вход на эту тропу надо платить деньги, а за выход с этой тропы денег не берут.
Мы предположили, что если войти на тропу со стороны выхода, а выйти с тропы со стороны входа, то денег за прогулку по ней вообще платить не придется. Безусловно, нам не жалко было денег (хотя, что греха таить, радость от мелкой хитрой экономии всегда получается самой большой) — но уж очень хотелось проверить, как система работает.
Короче говоря, выехав из хутора, мы отправились не к музею Мюнхгаузена, а на побережье, причем высадились на него на изрядном расстоянии от входа в музей — ближе просто не было подъезда. И пошли краем моря, попутно фотографируя, собирая морские камушки, обработанные морем стекляшки и радуясь необычному воздуху и немного разноцветному песку (оказывается, в местном морском песке много соединений разных металлов, что делает его очень хорошим сырьем для приготовления разного рода глазурей — это нам потом керамист рассказал).
Через некоторое время у нас возникли смутные сомнения — мы шли-шли, а музея все не было и не было. Мы четко знали, что вход в музей должен сопровождаться лестницей — однако все найденные нами лестницы вели совсем в другие места. Первого же встретившегося нам местного жителя мы расспросили на предмет направления движения (топая краем моря, как вы сами понимаете, очень неприятно ошибиться с направлением) и на предмет того, по каким признакам мы можем найти музей.
Как выяснилось, двигались мы в правильном направлении (отлегло!), а верными признаками входа в музей являются шест и лестница. Шест и лестница виднелись на берегу относительно недалеко — и мы бодро зашагали в их сторону. Добравшись до шеста и убедившись в том, что это, безусловно, шест, мы поднялись по лестнице и вышли на небольшой хутор. Из разговора со встретившимся нам почтенным хуторянином, мы выяснили, что эти шести и лестница — его, а у музея они свои.
Это стало для нас откровением. Мы, во-первых, сразу представили себе побережье, изобилующее шестами и лестницами, сопровождающими каждый знаменательный объект — и нам стало страшно весело. Во-вторых, именно после обнаружения этого «шестолестничного» явления нам стало понятно, что ОсеньЧай удался по всем статьям, потому что у него возникла своя мифология. Шесты и лестницы.
Следующие шест и лестница вывели нас к небольшой беседке с электричеством. Рискуя получить от этого электричества удар, Саша Баженов залез под крышу этой беседки, расположился там в помпейской позе, был сфотографирован — и мы снова отправились в путь, прогулявшись немного не берегом моря, но сопутствующей ему рощей. А после выхода обратно на берег мы прошли еще несколько шестов и лестниц и заметили, наконец, шест и лестницу, вокруг которых было много людей. Рассудив, что людей привлекают как раз музейные шест и лестница, мы зашагали веселее — и обнаружили, что шест и лестница всем тем людям были совершенно безразличны. Они участвовали в состязаниях по бросанию металлических шаров и ударянию их один об другой. Нас это, почему-то, совершенно не удивило, как не удивило и то, что местом для проведения состязаний эти милые люди выбрали выход с тропы Мюнхгаузена, который для нас оказался входом.
За выход с тропы (и за вход через выход) денег действительно никто не берет — но у самого почти моря стоит огромный деревянный сундук с не менее огромными деревянными деньгами, около сундука расположено милое место отдыха, оборудованное столом, несколькими стульями и медведем. Мы там расположились для небольшого отдыха, заварили чай и стали его пить, закусывая пирожками и пугаясь медведя.
Справедливости ради и забегая вперед, замечу, что каждая из многочисленных деревянных скульптур, расставленных вдоль извилистой деревянной тропы, страшна не по детски — но, как это часто бывает, совокупность этих деревянных уродцев производит очень благоприятное впечатление.
Так вот. Мы расположились у медведя, заварили сначала непальского чая (Nepal Fikkal Illam Tusculum), а потом — ассамского (Assam Golden Tips, Whittard of Chelsea), сообща отметили, что виттардовский ассам в этом году не тот (горчит), но порадовались тому, как в чайнике с ассамом красиво отражаются деревья. После чего взяли и разделились. Основная компания осталась в обществе медведя, а мы всей семьей и в сопровождении Риты начали срочную эвакуацию по тропе в сторону автомобиля — потому что дочка наша начинала проявлять голодное нетерпение разными способами, доступными шестимесячному ребятенку. Ее нужно было отправлять в тепло и кормить — так что по осиновой тропе мы шагали бодрым шагом, дежурно удивляясь мощным скульптурным композициям и встречая на узкой лесной дорожке достаточно большое количество туристов, которые, как приличные люди, вошли на тропу через вход, а не через выход. За выход, кстати, с нас денег действительно не взяли. Система сработала.
Собственно музей мы оставили без внимания — после немного сырого осеннего леса с весьма органично вписывающейся в него тропой из осиновых досок идти под крышу совсем не хотелось. Это было бы равносильно переходу из сказочного приключения в скучную чистенькую обыденность — мы не захотели портить лесное настроение и отправились в сторону керамической мастерской, на стоянке около которой и дождались прибытия основной группы ОсеньЧайников.
Керамическая мастерская оказалась набором приятных неожиданностей. Вы знаете, в какой-то степени я уже привык к придуманным интересностям разных небольших музеев и объектов туристического показа, в которые стаскивают с окрестных деревень всякий хлам, получая в итоге набор из утюга, самовара, ухвата и прялки. Территория керамической мастерской тоже производила на первый взгляд впечатление места, в которое «тащили»: но только на первый взгляд. Во-первых, многие из предметов своеобразного ландшафтного дизайна были сделаны хозяином мастерской, во-вторых, те предметы, которые были сделаны не им (например, старинная газонокосилка, отдаленно похожая на зенитную установку), им были отобраны исходя из собственных вкусов и симпатий. В итоге весь комплекс керамической мастерской превратился в набор милых сюрпризов: начиная от мандал, выгравированных на пластинках желтого металла и повешенных под самую крышу мастерской, и заканчивая маленькими керамическими свистульками, удачно разбавляющими весьма габаритную, в основном, керамику мастера.
В мастерской мы провели не очень много времени, но успели посетить «цех обжига», закупиться керамикой и медом, посмотреть на мастера за работой (гончарный круг, вращающийся под магнитофонного БГ, и бородатый мастер, работающий на этом круге — немного сюрреалистическое зрелище) и послушать рассказы о том, откуда берется глазурь, как обжигаются изделия и о прочих керамических хитростях.
После чего расселись по автомобилям-автобусам и отправились домой, обедать и пить чай.
После обеда — простого, вкусного и сытного — мы впали в исключительно расслабленное состояние. Сказалась и усталость, и новые впечатления, и морской воздух и отчетливое осознание того, что жизнь удалась всеми способами и прямо здесь. Находясь в этом расслабленном состоянии, мы почти машинально продолжали заваривать и пить чай: Пуэр, Darjeeling Sington, Red Himalaya Nepal, Lapsang Souchong, Нюй Эр Хун, что-то невероятно кенийское (Kenya [KTDA] BPI) и Чжу Хай Цзинь Я. Пили мы чай всеми способами: выходя на улицу, сидя перед камином или на диване, с портвейном, за пианино, за столом, с пирогами, с сухофруктами и просто так. О чем-то говорили, над чем-то смеялись, обсуждали будущие сезон-чаи, ждали визита гостей из Риги — а потом опять разделились на две группы. Одна группа осталась пить чай в гостевом доме (опять Чжу Хай Цзинь Я, Дун Дин, Исин Хун Ча — стоило только оставить людей без присмотра и они сразу перешли на китайские чаи, забыв, что гвоздем программы у нас являются чаи гималайские), а другая отправилась пить чай в баню в голом виде. Я был среди голых, поэтому о том, что происходило в гостиной, имею слабое представление. Допускаю, что оставшиеся в гостиной смеялись над теми, кто отправился в баню — над голыми всегда смеются.
В бане оказалось весело. Во-первых, выяснилось, что мужчинам и женщинам полагаются разные веники с разным действием. Точного состава мужского веника, зачитанного нам Аней через стеклянную дверь парилки, я не запомнил, помню лишь, что там был иссоп — милая такая травка, настою которой приписывают способность помогать при похмелье. Как действует эта трава снаружи, я не знаю, но парился я этим веником с удовольствием. А женским не рискнул. Мало ли что.
Баня получилась короткой. Мы пару раз попарились, выпили тифортовского Эрл Грея (используя подвернувшуюся вилку в качестве ситечка для улавливания непокорных чаинок) — а потом парилка остыла и мы отправились в гостевой дом. Уже позже нам объяснили, что парилку можно было подтопить, но для этого нужно было напрягать хозяев, а у нас как-то и мысли не возникло лишний раз побеспокоить людей, и без того окруживших нас всяческим вниманием. В другой раз будем менее скромными.
Поздний вечер субботы и ночь с субботы на воскресенье получились не только чайными, но и «беседными». К нам в гости приехали Анна и Анатолий — художники и музыканты из Риги, большие почитатели и знатоки непальской культуры. Мы угощали их разными чаями, угощались этими чаями сами и беседовали на разные темы: от того, как нынче выглядят российские рубли, до того, как и что можно нынче делать из янтаря. Честно говоря, эти беседы я тоже уже помню не очень хорошо — я к тому времени изрядно облунел. Помню только, что заваривал тигшвендеровский Darjeeling FTGFOP1 Soom FF, что мы пили его с Анатолием и что нашли его весьма неплохим и весьма типичным для немецких, если можно так выразиться, дарджилингов.
Завершилась суббота уже без меня — я отправился спать, тогда как значительная часть компании пила еще Arya Pearl Certified organic FF Darjeeling 2006 и, если верить чайной хронологии, заедала его йогуртом. Это красиво.