«ЧАЙНАЯ КНИГА»
«Однажды Маруся Вуль, о чьем искусстве варить кофе слагают легенды в обеих российских столицах, предложила мне сделать «Кофейную книгу» — сборник рассказов, персонажи которых непременно пьют кофе, а авторы любезно делятся с читателями рецептами его приготовления. «Тогда уж должна быть аналогичная книга рассказов про чай», — заметил писатель Дмитрий Дейч. Его замечание показалось мне совершенно справедливым. Тем более что хотя серьезных книг о чае и искусстве чайной церемонии в последние десятилетия появилось предостаточно, до сих пор никому почему-то не пришло в голову сделать сборник рассказов, персонажи которых пьют чай, тем более — с авторскими рецептами приготовления этого священного напитка и достойных хорошего чаепития закусок. Поэтому нам пришлось сделать такую книжку, а вам теперь придется читать, а потом заваривать чай и печь пироги по нашим рецептам, — повезло, что тут еще скажешь».
Именно так представляет «Чайную книгу» ее составитель (как, кстати, удобно, что этим словом можно обозначить и женщину) — Макс Фрай. Идея действительно красивая и очевидная — однако до Макса Фрая литературного чайного сборника на русском языке, кажется, никто не делал — поэтому «Чайная книга» была мною приобретена по возможности быстро и по возможности же быстро прочитана.
Честно говоря, мне во всей книге безоговорочно понравился только один рассказ — Attaya (автор — Константин Наумов). По очень простой причине — он действительно о чае, о необычно крепком и сладком сенегальском чае с мятой, который стал для героя рассказа и крючком, которым его зацепила Африка и, отчасти, символом этой самой Африки. И читать интересно, и узнаешь что-то новое, и рецепт любопытный — Attaya, судя по всему, является родственником марокканского чая, только вместо зеленого чая сенегальцы используют черный.
Все остальные произведения, вошедшие в «Чайную книгу», очень живо напомнили мне советскую производственную прозу. В которой были и домны, и комбайны, и еще что-то индустриально-сельскохозяйственное — но все это было только для антуражу и широкими мазками, без подробностей и деталей. По прочтении всей этой прозы сразу становилось ясно, что домны с комбайнами автора нисколько не интересуют, почти ничего он в них не понимает, а нужны они ему только для того, чтобы развернуть на их фоне сложные взаимоотношения героев или собственные глубокие переживания. («Пойдем за домну, — страстно сказал Василий Алевтине, ища на ее лице перси». «Когда комбайн начал падать на меня, я вспомнил своего старшину и первую учительницу, которые были мужем и женой»).
Ну так вот и с чаем в большинстве произведений «Чайной книги» такая же история. Девушка поехала поступать в Питер (в рассказе «Тунгусская ракета») и познакомилась в поезде с немолодым человеком, который напоил ее невкусным (на ее девичий вкус) пуэром, а пакетик припасенного вкусного персикового «Пиквика» распотрошил и запустил в космос хорошо известным способом. И девушка эта потом жила в Питере разными способами — и постоянно в своей этой жизни к чаю так или иначе возвращалась: иногда умышленно, иногда нет. Читается легко и с удовольствием, но, положа руку на сердце, надо признать, что если заменить чай на вино, канареек или музыку Перголези, то никак существенно этот рассказ не изменится.
И такой получилась примерна вся книга. Есть рассказы получше, есть — похуже. Но практически все они — не про чай.
При этом я отлично понимаю, что «Чайная книга» — это литературный экзерсис, а не книга о чае. И никаих претензий ни к составителю, ни к авторам не имею. Но имею разочарование. Хотелось чуть более тщательной проработки темы — по старой привычке я доверяю литераторам и всегда жду от них маленького чуда.
Обломали.
Разные варианты приобретения «Чайной книги» можно изучить, например, на Яндекс.Маркете.
ТРИ БЕЛЫХ
Прямо вот сегодня, безо всяких веских на то причин, на меня напал экспериментаторский зуд — и я решил одновременно попробовать три совершенно разных белых чая. Один (Greenfield White Bloom) был по случаю куплен в супермаркете (48 рублей 20 копеек за 50 граммов), второй (Бай Му Дань Нун Сян) когда-то давно мне передал на дегустацию Алексей Чураков («Целый Мир»), а третий (без сформулированного названия, с тайваньской фермы «Пушистая белка») тоже когда-то давно и тоже на дегустацию передал мне Сергей Хорольский («Бирюзовый чай»). Точных цен на второй и третий чай я не знаю, но предполагаю, что эти чаи в разы дороже гринфилдовского.
О белом чае от «Пушистой белки» я намеревался написать уже давно — причем не столько о его характеристиках (очень высоких), сколько о том, что именно при опытах с ним я подобрал достаточно удачное сопровождение для белого чая — орешки кешью. И в кешью, и в белом чае есть схожие сладковатые оттенки, которые друг дружку отлично дополняют.
Но так как о чае с орешками писать было особо нечего (кроме того, что они хорошо сочетаются), я постоянно откладывал публикации этого солидного заявления до того времени, когда случится какой-либо повод. Повод случился, воспользовавшись им, об орешках я сообщил — можно теперь и о чаях несколько слов сказать.
Честно говоря, целью моей тройной дегустации было не выявление масштабной и многогранной разницы между чаями — для чаев столь разного уровня это глупое занятие. Было интересно отыскать в чаях что-то общее и проследить изменение этого общего в разных сортах. Все дегустируемые чаи, немного упрощая, можно считать Бай Муданями разной сортности — так что на выявление общих характеристик можно было рассчитывать.
Все нашлось и получилось достаточно быстро.
В Бай Мудане (и во вкусе, и в аромате) присутствует нота, которую, в зависимости от интенсивности, можно назвать или душисто-сенной, или пикантно-суховатой, или пепельной. Ну или даже рыбной (бывают и такие ассоциации) — но уже в аромате настоя, а не в аромате сухой заварки.
Так вот. По мере удешевления чая эта нота становятся все более яркой и постепенно вытесняет любые другие оттенки вкуса и аромата. Наиболее занятно и заметно это проявляется в аромате сухой заварки — особенно если начать нюхать с самого навороченного («пушистобеличьего») чая. В «Пушистой Белке» — целый букет ароматов, очень похожий по разнообразию на тот букет, который бывает у хорошего сена. Кстати, не следует путать аромат сена с ароматом соломы. По объективным причинам современному городскому жителю аромат соломы более знаком — а сенный аромат гораздо душистее. И сушинка в этом букете (и чайном, и сенном) выполняет функцию основы, на которую все остальные оттенки нанизаны. Но доминируют именно сами эти разнообразные оттенки, а не основа.
В «целомировском» Бай Мудане сушина уже заметнее и грубее — и раскрывается она не букетом травяных и цветочных нот, а достаточно насыщенной (насколько это возможно для белого чая) сладостью. Получается достаточно гармоничное сочетание — без особых изысков, но добротное.
Ну а в гринфилдовском белом чае пыльная сушина просто доминирует. Из-за нее тоже пробивается сладость — но не сразу и не очень сильная. А в настое (и во вкусе, и в аромате) появляются даже немного солоноватые намеки.
Самое любопытное, что явно уступая двум другим образцам по изяществу и утонченности, гринфилдовский белый чай остается весьма приличным напитком. И я бы даже сказал, что заметно более понятным для неподготовленного человека, нежели два его более качественных «собрата».
В аромате разваренного листа пепельность (сухость и т.п.) почти полностью уходит из всех чаев — и этот «разваренный аромат» получается очень свежим. Особенно свежим и ярким — у «Пушистой Белки».
А вообще у белого чая есть достаточно любопытное свойство — он очень устойчив к изменению качества. Ну то есть даже простецкий и весьма недорогой белый чай получается весьма приемлемым по качеству напитком. Что потенциально очень здорово для массового рынка — если, конечно, массовый рынок когда-либо захочет много белого чая.
Вот картинки с описанными чаями.