Чайная рассылка, двести семьдесят второй выпуск которой вы, уважаемые подписчики, сейчас читаете, выходит уже более пяти лет. И на протяжении всех этих пяти лет летом со мной случается один и тот же случай. Приближается очередной четверг — а я совершенно не знаю, что и о чем я буду писать. Этому незнанию может предшествовать и дегустация самых невероятных сортов чая (было и в этот раз), и встреча с удивительно интересными людьми (и это было) — то есть, по идее, тем должно хватить не на две с небольшим стандартные страницы, а на солидный такой рассказ — страниц на десять. Только не будет ничего этого.
Летом жизнь окружает нас событиями, столь прекрасно от нас независящими, что по сравнению с ними любые собственные придумки (и тексты — в первую очередь) кажутся такими незначительными, что и придумывать их не хочется. А хочется просто смотреть вокруг и запоминать каждую мелочь — чтобы потом вспоминать смешных черных кошек, странным образом перемещающихся по двору, облака, занимающие три четверти окна и ветер, мешающий (или помогающий, я так до конца и не понял) летать стрижам, которые, в свою очередь, тоже занимают какую-то часть окна.
Соседство с красотой, проявляющей в каждой мелочи и в каждой детали всю свою полноту и все свое величие, удивительно важно для человека. Такое соседство дарит душе восторг, а разуму — отдых... Я не смогу, наверное, передать все те замечательные штрихи и события, что окружали меня несколько последних дней. Но постараюсь. Мне одному немного много этих впечатлений. Нужно поделиться.
Во вторник, например, у нас зацвел Astrophytum Capricorne — один из чудом уцелевших осколков моей представительной когда-то коллекции кактусов. А по всему городу уже больше недели цветет чубушник (его еще иногда неправильно называют жасмином — из-за очевидного сходства). Цветки у этого растения не то чтобы неприметные — но привычные, и взгляд на них особенно не задерживается. Но стоит оказаться рядом с кустом — и его душистый и очень летний аромат просто останавливает...
В минувший уже четверг мы ездили в Пушкинские Горы, в отреставрированное и открытое недавно для посетителей Петровское — фамильное имение Ганнибалов. Взяли с собой дежурный дорожный чайный набор — плитку, несколько чаев, чайник, пиалы — но чаю так и не попили. Пушкинские Горы — странное место. Там все создается для того, чтобы люди могли постоянно перемещаться между тремя имениями и прочими памятными местами и на все без исключения достопримечательности глазеть — но при этом самое большое удовольствие от пребывания в тех местах получаешь тогда, когда удается посидеть спокойно, никуда не торопясь, пару-тройку часов. На лавочке возле часовни или на берегу озера — это не важно. Каждая часть пространства и каждая секунда времени в тех краях содержит в себе всю полноту пушкиногорского пространства и времени — и для того, чтобы обалдеть от этой полноты, не нужно много ходить и много смотреть. Нужно сидеть и видеть.
А на следующий день к нам на балкон прилетел стриж. Я заметил его утром, в углу и пыльного. Наверное, он ударился о стекло и ошалел — крылья его сломаны не были, может быть, одно было вывихнутым. Выпить воды стриж согласился сразу, не отказался и от немногих мух, что залетели к нам (я прыгал по квартире и ловил их — и никогда прежде я так не радовался мухам). А потом в Яндексе нашлось все — и уже через час он довольно охотно поедал яичный желток и кусочки говядины, которые мы подносили к его внушительному (как оказалось) рту на зубочистке. А потом он захотел летать — и оказалось, что отпускать стрижей надо с большой высоты. Со спартанской точки зрения это очень разумно — отпускать птицу, в здоровье которой не уверен, с восьмого этажа — если не полетит сразу, то уже не полетит никогда. Но представьте себе наши чувства...
Стриж улетел с третьего раза. Первые два он достаточно неловко пролетал расстояние до земли и безопасно, но коряво приземлялся. Я находил его, поднимал на лифте обратно на восьмой этаж, где его ждала очередная порция говядины и короткий отдых — и снова запускал. С третьего раза он набрал высоту и улетел куда-то совсем далеко — мы не смогли за ним проследить. Надеемся, что у него все в порядке.
Каждый день за моим окном летает множество стрижей — и я надеюсь найти среди них того, что провел с нами всю прошлую пятницу. А еще, когда я наблюдаю за стрижами, я невольно вспоминаю «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха и понимаю, насколько самая красивая фантазия тускла по сравнению с настоящими птицами. Птицами, которых наделила способностью летать не воля писателя, но совсем другая воля — с гораздо более тонким чувством прекрасного и отличным чувством юмора.
За минувшую неделю за моим окном случилось две радуги. А радуги за этим окном помещаются целиком — можно увидеть оба их рога, воткнутые в землю. До тех пор, пока радугу не увидишь целиком, ее воспринимаешь как объяснимое оптическое явление, образованное водой и солнцем. Но стоит увидеть радугу целиком — и оптику сразу забываешь.
А сегодня я попал под небольшой дождь — и вместе со мной под него попала трехцветная кошка. Говорят, в Карелии таких черно-бело-рыжих симпатяг называют «богатками», потому что они приносят в дом богатство. Эта богатка пряталась от дождя под скамейкой — и всем своим видом выражала то очаровательно недоумение, которое могут выражать только женщины и кошки.
Ну а сейчас, когда вы читаете эти строки, мы с женой или едим клубнику в родительском саду или собираем чабрец в недалеком от этого сада лесу...
А вы говорите — чай. О чае я потом напишу...