Мне никак не удается подобрать слово, которое исчерпывающе опишет тот феномен человеческо-чайных отношений традиций и взаимодействий, который вот уже на протяжении нескольких лет я наблюдаю вокруг себя. Мне не нравится слово «дао», еще меньше мне нравится слово «культура». Мне не хочется придумывать новых слов – тем более, что термин «чаизм», введенный Окакурой Какудзо почти сто лет назад, не особенно прижился... Есть очень хорошее слово «переживания», особенно если писать его так, как это было принято у философствующих авторов лет десять назад: «пере-живания» (чтобы избавить слово от привычного напряженного смысла) – но и это слово меня не до конца устраивает. Тем не менее, я буду его использовать – пока не отыщу лучшего.
Так вот, не меньше, чем я ломаю голову над подбором удачного термина, я размышляю и о том, что является основой этих самых чайных пере-живаний. И вот ведь незадача – размышления есть, а результата – нет.
Казалось бы, совершенно спокойно стержнем чайных пере-живаний можно объявить собственно чай – значительная часть живых традиций и застывших ритуалов связана непосредственно с напитком. Но чай, кажущийся обязательным, незаменимым и невероятно важном при формировании пере-живаний (знакомствах, контактах, дегустациях, размышлениях) уходит на второй план сразу после того, как эти пере-живания станут устойчивыми. Чай ведет себя, как вежливый собеседник, мастерски организующий беседу и тонко чувствующий, когда нужно замолчать и тихо присесть в уголку.
Другим кандидатом на роль стержня чайных пере-живаний является, конечно, человек. Чай и человек сопровождают друг друга на протяжении всей своей совместной истории – и во время чаепитий, являющихся кульминаций чайных пере-живаний, фокус внимания постоянно переключается с чая на человека, который этот чай готовит. Человек очень важен во всем этом процессе – но человек очень слаб. Искушение замкнуть все чайные пере-живания на себя, удовольствие от осознания собственной значимости и гордость собственным смирением очень быстро превращают чаепития в театр одного актера. Человек, понимающий собственную слабость, поступит по-чайному – и тоже уйдет в тень, предоставив пере-живанием пере-живаться по-своему. Ну а гордец начнет выдавать что-нибудь в толстовском стиле («Я должен был пить много чая...») и создавать по-толстовски же занудные и поучительные вещи...
Все мы люди умные и все прекрасно владеем лукавым приемом объединения двух неполноценных вариантов ответа на вопрос в надежде создать ответ полноценный. Вариант «самое главное – это единение чая и человека» кажется оптимальным – но только кажется. Это красивая отговорка, способная удовлетворить впечатлительных журналистов и упокоить любопытных – но не любознательных. Потому что «единение чая и человека» – это абстракция, хоть и красивая. Абстракция запросто может стать основой чего угодно – но в случае с чайными пере-живаниями я предпочел бы какую-либо более очевидную основу...
Иногда мне кажется, что в основе чайных пере-живаний лежат воспоминания и перемены, традиции и предвкушения. Удовольствие от воспоминаний о прошедших чаепитиях в сочетании с предвкушением чаепитий будущих. Устоявшиеся привычки и традиции в сочетании с готовностью и желанием воспринимать все то новое, что приносит нам наше чайное окружение...
Красивая иллюзия...