В этой рассылке: Зеленые древности — Отец Иакинф — Финская народная чайная мудрость
ЗЕЛЕНЫЕ ДРЕВНОСТИ
...Тут у нас на Северо-Западе как всегда неожиданно наступило лето. +25+27 [написано до похолодания — Денис Шумаков] — это уже просто Сочи какие-то, вот и приходится пить зеленый чая. Много-много зеленого чая! Ибо он освежает, охлаждает, и вообще, помогает чувствовать себя хорошо в самую душную погоду.
Не буду перечислять то чудовищное разнообразие зеленых чаев, которое я заглотил в течение последних двух месяцев, опишу лишь один бесчеловечный эксперимент, поставленный на самом себе. Суть его в следующем...
Разгребая мою заветную чайную полочку и заботливо размещая на ней дары «Леточая-2005», я в самом дальнем уголке наткнулся на две пачечки древнего зеленого чая.
Разумеется, «древность» у чая достаточно относительная! Один из них: «Китайский дракон» (китайский крупнолистовой зеленый чай, изготовлен и упакован в Китае в провинции Хуннань), продавался «Майским чаем», и был собран и упакован в 1999 году. Второй: «Чай №95 зеленый байховый», продавался уфимской кампанией «Теастан» в 2000 году.
Итак, возраст одного 6 лет, другого — 5 лет, хотя и на той и на другой пачечке справедливо написано: «Срок годности: 18 месяцев». Хотя обе пачки и хранились на одной и той же полочке, но упакованы они были по-разному: «Китайский дракон» запаян в целлофан, а «№95» — просто завернут в фольгированную бумагу и сверху наклеена этикетка. Обе пачки — 100 грамм.
Сразу замечу, что и того и другого чая мною было выпито в те стародавние времена ;-) немало, т.е. у меня есть иллюзия, что их вкус я более-менее хорошо помню. Что интересно, эти чаи — одни из первых китайских зеленых чаев, которые тогда только стали появляться в массовой торговле на фоне всеобщего засилья черных чаев. Помнится, тогда эти чаи воспринимались как нечто очень и очень приличное... Особенно, когда свежи еще были воспоминания о грузинском зеленом чае, который до последнего стоял на полках магазинов во времена перестроечного чайного дефицита, но который из-за его чудовищной горечи, в принципе невозможно было употреблять в пищу.
Открыв же эти пачки сейчас, я громко хмыкнул от удивления: «И как я такое мог считать приличным чаем?». «Китайский дракон» оказался каким-то чумовым брокеном, который, пожалуй, невозможно вписать ни в какую чайную классификацию зеленых чаев. Видимо, это была неловкая попытка производителей или импортеров подогнать зеленый чай под российские стандарты, в результате чего сухое чайное сырье больше напоминало кучку травяного мусора... Сходство с мусором усиливалось из-за «разноцветности» и разноразмерности чаинок (купаж?), а также из-за обилия «бревен» — черенков листьев, обломков веточек и т.п. «№95» оказался визуально поприятнее — однородные по цвету и размеру чаинки, скорее шарообразно скрученные, хотя по плотности скрутки явно не дотягивающие до правильного «жемчуга».
Что любопытно, если я правильно помню, то цвет «Китайского дракона» практически не изменился, а вот ««95» был явно поярче и позеленее, сейчас он как бы «посерел», стал более тусклым и темным. У того и у другого чая (речь про сухую заварку) явно пропал тот сильный «травяной» аромат, который характерен для свежесобранного зеленого чая. Запах стал скорее бальзамическим, отдаленно напоминающим запах сухих лекарственных трав.
Заваривание чая принесло новые сюрпризы... Начну сразу с обобщений, хотя, возможно, мои выводы являются несколько поспешными и нуждаются в дополнительной проверке (придется закладывать еще пару пачек на долгосрочное хранение ;-). Выводы такие: вкус чая почти не меняется, разве что становится несколько мягче; аромат пропадает почти до нулевого уровня; появляется интересное послевкусие.
Теперь более развернутые впечатления. Отчетливо помню, что у уфимского чая («№95») была довольно сильная горчина, в особенности если неосторожно переборщить с временем экспозиции чая. Достаточно было оставить чай на 4-6 минут в заварнике, или даже просто в чашке, как язык начинало завязывать в узел от жуткой горечи. Что любопытно, сейчас эта горечь отсутствовала практически полностью! Я пытался увеличивать дозу заварки на чайник, выдерживал время заваривания до 5-10 минут, но единственное, что мне удалось выжать — легкая горчинка.
В «Китайском» драконе (и это тоже хорошо помню) мне нравился аромат, достаточно яркий и сильный, в основном травяной, но с легкими цветочными нотами. Сейчас аромат практически пропал, но откуда ни возьмись, у чая прорезалось яркое и сильное послевкусие. Кроме очевидных травяных ноток, в послевкусии очень ударно стали звучать какие-то цитрусовые (скорее лимонные) ноты. Эта «цитрусовость» мне очень понравилась, посему пачка «Китайского дракона» была быстренько спита ;-)
Еще из общих впечатлений: при всей узнаваемости вкуса зеленого чая, пропал его характерный тонизирующий эффект. Мне даже показалось, что наоборот — чай превратился в успокаивающий. Может, от долгого хранения кофеин разрушается или его воздействие значительно ослабевает?
Такие вот впечатления от дегустации старого чая — особого удовольствия не получил, но чайный экспириенс расширил ;-)
ОТЕЦ ИАКИНФ
Вот совершенно случайно в моей домашней библиотеке завалялся исторический роман (В.Кривцов «Отец Иакинф», Л, 1978), посвященный отцу Иакинфу (Бичурину). Для тех, кто не знает: Отец Иакинф (1777-1853, в миру Никита Яковлевич Бичурин) — 14 лет возглавлял в Пекине русскую духовную миссию, которая в то время была единственным дипломатическим представительством России в Китае. Иакинф по сути основоположник русской синологии, один из духовных отцов восточного ф-та СПбГУ. Иакинф собрал в Китае огромную коллекцию научных и религиозных книг, составил первый в Европе русско-китайский словарь, подробно описал историю и культуру тогдашнего Китая.
Об отце Иакинфе я уже упоминал в одной из старых рассылок, где описывал чаепитие у князя Одоевского. Книга, откопанная мною, разумеется, художественная, но пару чайных моментов в ней есть ;-)
Вот первый фрагмент, в котором Иакинф только-только отправляется в Китай и посещает чайную лавку в Маймайчене (городе, который стоял на стороне Китая через пограничную линию от Кяхты).
С. 140-142: «Ван пригласил Иакинфа зайти к нему в лавку. Приказчики встретили хозяина низкими поклонами. Все стены просторной лавки занимали высокие, темного дерева, шкафы с образцами чая. Ван, по его словам, вел преимущественно торговлю оптовую. Простенки между шкафами были украшены картинами-свитками и каллиграфически написанными дуйцзы — парными надписями с изречениями древних мудрецов. У правой стены не то широкая лежанка, не то низкие нары, застланные бамбуковыми циновками.
— Цин-цзо, цин-дзо, — пригласил присесть радушный хозяин, и тотчас на низеньком столике, стоявшем на лежанке, или кане, как она называлась по-китайски, появился золотистый чай, а мальчик-слуга протянул на подносе дымящиеся влажные полотенца, чтобы вытереть лицо и руки. Полотенца были такие горячие, что к ним едва можно было прикоснуться. Обычай этот Иакинфу очень понравился, а когда он отхлебнул из тоненькой чашечки глоток ароматного напитка, ему показалось, что такого вкусного чая он никогда еще не пробовал. И как великолепно он утоляет жажду!
— Чудесный чай, очень вкусно, — похвалил Иакииф.
— Куши, куши, — угощал Ван, когда слуга налил Иакинфу новую чашечку.
Стоило только заговорить о чае, как Ван сразу преобразился, глаза его загорелись. Чувствовалось, что он был не только великим знатоком, но и страстным любителем своего дела.
Каких только образцов чая не было у него в лавке! И зеленый, и черный, и разных размеров и форм кирпичный, пользующийся особым спросом у монголов и забайкальских бурятов. Ван вел Иакинфа от шкафа к шкафу, от одной полки к другой и рассказывал о достоинствах каждого сорта. Особенно он нахваливал зеленый чай «лунцзин» — «колодец дракона». Он не только необычайно вкусен, но и целебен: облегчает пищеварение, увлажняет и смягчает кожу, развивает энергию человека.
— Но пити, как ваша, нилизя. С булкэ, сахаэр нилизя, — убежденно говорил Ван.
— Ван-сяньшен, а откуда же чай повелся? — спросил Иакинф. — Давно ли он известен стал у вас?
— Зынай, исё зынай,-оживился Baн — Сылущай. — И, снова усадив Иакинфа на кан, с жаром принялся рассказывать.
Не все Иакинф понял в его рассказе, но главное все же уловил.
Жил когда-то очень давно, в незапамятные времена, один человек. Когда ему исполнилось тридцать лет, он удалился от мира, поселился в уединенной хижине на склоне горы и зажил жизнью отшельника. Дни и ночи проводил он в размышлениях и молитвах. Но вот однажды, когда он сидел погруженный в священную книгу, ему вдруг нестерпимо захотелось спать. Как он ни боролся, сон одолевал его, голова опускалась на грудь, веки слипались. И вот, чтобы сон не прервал его благочестивых размышлений, а глаза не могли закрыться помимо его воли, отшельник схватил острый нож, отрезал себе веки и отбросил их в сторону.
Из этих-то век, отрезанных в борьбе со сном и усталостью, и вырос чайный куст. С тех пор вот уже много веков крепкий настой чайных листьев бодрит человека, гонит от него сон и усталость.
Говорил Ван так убежденно, так вдохновенно живописал достоинства чая, что Иакинф решил купить на дорогу несколько цибиков зеленого и десяток ящиков кирпичного — для подарков монголам в пути. Заплатил он за них, как потом выяснилось, втридорога.
Ван был доволен.
— Погоди, када Шамо ходи-ходи, шито тако чай понимай будешь, — предсказывал он Иакинфу.
Что такое «Шамо», Иакинф не понял. Ван объяснил: Шамо — Песчаное море, так китайцы называют пустыню Гоби».
Вот второй фрагмент, где Иакинф пьет чай со ссыльным декабристом Бестужевым (они познакомились еще задолго до восстания декабристов во время первого путешествия Иакинфа в Китай).
С. 588-589: «Инвалидный солдат внес кипящий самовар.
— Отец Иакинф, Мишель, садитесь. Позвольте предложить вам чаю, которым вы же нас и одарили. А уж заварить его мы попросим самого отца Иакинфа.
— Благодарствую. Ну что ж, давайте, попробую обучить вас этой премудрости. А заваривать чай — и впрямь искусство, господа. Чай мало вовремя собрать да как следует высушить, его еще надо уметь заварить. Но какой же чай вам угодно отведать — зеленый или байховый? Тот и другой пьют и заваривают по-разному.
Сошлись на байховом, и Иакинф приступил к таинству заварки чая, сопровождая каждое действие пояснениями. Ополоснул чайник крутым кипятком, поставил на самоварную конфорку, тщательно высушил на медленном огне, насыпал добрую горсть чая из одной коробки и из другой. Потом плеснул из крана кипятку, совсем немного, и оставил чайник на конфорке... По камере разносился легкий аромат, и словно забылось, что они в каземате и что низкое и длинное оконце под потолком зарешечено...
Бестужев маленькими глотками, наслаждаясь, потягивал золотистый напиток.
— Нет, какая это превосходная вещь — чай! Уже за одно это можно быть благодарными китайцам.
— И любопытно, что после Китая он больше всего привился именно в России, — заметил Иакинф.
— У нас, в России, самовар заменяет камины, у которых во Франции и в Англии собираются по вечерам, — сказал Бестужев — У них трудно представить себе дом без камина, а у нас — без самовара. Там, где новейший этикет не изгнал из гостиных самоваров и не похитил у хозяйки права разливать чай, гости садятся теснее вкруг чайного стола. Появляется какой-то центр, вокруг которого вращается общая беседа. Кипящий напиток согревает, кажется, самые сердца. Располагает к непринужденности. Развязывает языки. Не замечали? И старики вроде делаются терпимее и доверчивее к молодым, и молодые — внимательнее к старикам. Нет, право, превосходная вещь чай!
— А как он греет в дороге! — подхватил Иакинф. — Ну, о Монголии я уже не говорю. Там без плитки чая не обойтись. Но и у нас теперь всюду, особливо на больших дорогах, вы встретите чай. И в Забайкалье, и по всей Сибири, и даже в самой России. А я уж поездил предостаточно. — И, улыбнувшись мелькнувшему воспоминанию, сказал: — Да вот прелюбопытнейший разговор был у меня с ямщиком, что привез меня сюда. Обещаю ему на водку, чтоб погонял лошадей. А он мне в ответ: «Не на водку, ваше преподобие, а на чай. Я,— говорит, — давно на чай перешел. Хоть и дороговат, — говорит, — но все на чае много не пропьешь, а на водке, того и гляди, все спустишь».
— Слова действительно любопытные и, признаться, совсем неожиданные в устах ямщика, да еще сибирского — улыбнулся Бестужев-младший».
ФИНСКАЯ НАРОДНАЯ ЧАЙНАЯ МУДРОСТЬ
Про то, что загадочные северные соседи (а именно — финны), употребляют в пищу чай, я смутно догадывался уже давно. Ну, хотя бы по существованию фирмы «Форсман» ;-) Или хотя бы по стародавнему вхождению Финляндии в состав России — должно же было там происходить хоть какое-то взаимопроникновение культур?
Совсем недавно на нашем сайте в новостной ленте промелькнула информация о том, что, оказывается, в Финляндии существует ограничение на ввоз чая — не более 100 грамм. Сия прозаическая информация подвигла меня на поиски чего-нибудь про финский чай в Интернете.
Ничего существенного я так и не нашел, но вот на форуме сайта русской диаспоры в Финдяндии я наткнулся на забавное обсуждение финского чайного фольклора.
Народ на полном серьезе препарирует смысл финской народной приметы: «Если парень наливает неполную чашку чая, то у его жены будут толстые губы».
Одна из предлагаемых версий, например, такая: парень просто экономный, в доме у него будет много достатка, сытно и богато, вот жена и начнет толстеть во всех местах (не будем показывать пальцем ;-). А упоминание только про толстые губы — это из соображений тактичности.
Однако страшная сила, эта народная мудрость ;-)