«Зайчик вдруг почувствовал себя веселым и бодрым, увидя отца и мать с самоваром: видно, все же отдохнул в огородной ограде, отдышался от порохового дыма на мяте и божьей траве, глотнувши всласть домашнего уюта и тишины.
Мать водрузила на стол самовар, как роту, расставила блюдца и чашки, а посредине поставила блюдо, в котором по крутым краям взбирался Афон, нарисованный очень искусно, в блюдо положила печеных яиц, которые Зайчик очень любил, свежий ломоть душистого хлеба на яйца, сбоку поставила большую чашку снежной сметаны, а на спинку от стула повесила колбасиный круг домашнего изготовленья, сочный, душисто оконченный самим Митрием Семенычем и большой, как лошадиный хомут.
Смотрит Зайчик прямо в лицо самовару и в самоварной начищенной к такому случаю меди видит свое лицо, такое красивое, здорово-ядреное, но скорбное и нежное, затаившее где-то в глубине засиненных под черной ресницей глаз такую печаль и тревогу, которым, кажется, нет и не будет конца.
– Ну вот и дело, видишь, на лад пошло: ишь, Миколаша, – как огурчик с гряды, – сказал Митрий Семеныч, – лежи... лежи... Лежа и чаю попьешь, а я начал за тебя положу.
– И то, батюшка, полежу! – улыбается Зайчик. Митрий Семеныч встал под икону, подкинул к ногам подрушник, осенился, затрусил бородой на икону и скоро бухнул в землю три раза.
– Я, Миколай, каждый день сорок поклонов кладу за тебя... да мать тоже столько... Улыбается Зайчик отцу.
– На старости лет ты бы спину себе не трудил, – говорит.
– Э, что за труд: родительская молитва со дна моря достанет, – подошел к столу Митрий Семеныч, потирая руки и оглядывая все повеселевшими глазами, – ну, давай-ка колбаски!..
– Хорош у нас самовар, – говорит Зайчик.
– Король, одно слово, – гладит бороду Митрий Семеныч.
И правда: Зайчик взглянул на камфорку; корона! Корона и есть!
И сам он пузатый король, и только кажется это, да так все говорят: поставь самовар!
Кажется всем: стоит самовар!
А в самом-то деле ведь он все сидит, да и встать-то не встанет, если никто не поможет, потому что у него короткие ноги и встать на них сам он не может, ну и ставит его Пелагушка или Фекла Спиридонов на, а он ведь.., и сам бы поставиться мог?!.
– Ну вот убежать; это дело другое! – промолвился Зайчик, заглядевшись на самовар».